Она в доме Райского, никаких сомнений быть не может. Наверное, он привез ее сюда, после того как с ней случилось… ЭТО. Но думать о том, что произошло в лесу, было нельзя, она понимала это каким-то шестым чувством.
И она постаралась не думать.
Чтобы отвлечься, она схватила со стеклянной полочки какой-то флакон и принялась с преувеличенным вниманием его разглядывать.
– Зачем вы встали с постели, Глаша?
Озабоченное лицо Натальи Алексеевны взглянуло на нее из зеркала, возникнув там слишком внезапно. Глаша ойкнула. Флакон полетел на пол. Он не разбился, но пробка от удара отлетела, и по беломраморному полу растеклась густая розовая лужица.
– Извините, я не нарочно! – расстроилась Глафира.
– Ничего страшного. Я все уберу. А пока давайте-ка вернемся в постельку. Или вы хотите в туалет?
В туалет Глаша сходила первым делом, но признаваться в этом было стыдно.
– Вроде нет, – бодро отрапортовала она. – А долго я… проспала?
– Да уж вторые сутки пошли, – с готовностью сообщила Наталья Алексеевна.
– А сейчас что, ночь? – Глаша почему-то испугалась.
– Нет. Вечер еще. Около шести где-то. Есть, наверное, хотите?
– Не знаю. Вроде нет. – Глаша прислушалась к собственным ощущениям, но так и не поняла, проголодалась она за сутки или все же не очень.
– Это от снотворного, – кивнула повариха без удивления. – Врач предупреждал. Но поесть все равно надо. Я принесу чего-нибудь легкого. Салатик, например. Или картошечки?
Глаша улыбнулась с благодарностью.
– Спасибо. Я очень люблю картошку. Но не нужно беспокоиться. Мне бы домой. Вы не знаете, где моя одежда?
Наталья Алексеевна усмехнулась:
– А нигде.
– Что значит «нигде»?
– То и значит. От одежи вашей остались только ленточки. Уж не знаю, как вас угораздило. Хозяин сказал, что на вас в магазине витрина обрушилась, стеклянная. Так, нет? – Повариха подождала ответа, потом сказала: – Ладно, молчите, если хотите. А то соврете что-нибудь не ко времени, будете потом мучиться.
– Почему же совру? Павел Аркадьевич сказал – стекло, наверное, так оно и было. А я все равно ничего не помню.
– Ясно. Память, значит, отшибло. Сказала же – молчите лучше. – Перехватив Глашин недоуменный взгляд, она пояснила: – Вы за дуру-то меня не держите, не надо. Я не вчера родилась, знаю, что стеклом так не поранишься. – Она вздохнула обиженно. – Пойдемте лучше в постель. Обопритесь на меня.
Но Глаша от помощи отказалась. Она чувствовала себя гораздо лучше и ходить могла самостоятельно. В голове тоже немного прояснилось.
В комнате она присела на край кровати.
– Это спальня для гостей?
– Нет, гостевые все заняты. А что?
– Мне здесь как-то неуютно. Как будто следит кто-то.
– Это от температуры. Мерещится. Кому нужно за вами подглядывать? Вы ведь в приличном доме.
Отвернувшись от Глаши, она отдернула штору и деловито пощупала батареи.
– Горячие. Но вы все равно одеялом накройтесь. Или вот халат набросьте.
Бархатный халат, разложенный в кресле, не вызвал у Глафиры энтузиазма. Она с благодарностью отказалась.
– Ну, как хотите. – Наталья Алексеевна не стала настаивать. – Спальня эта принадлежала Бэлле, жене хозяина. Остальные сейчас заняты, поэтому вы тут и оказались. Но вы голову себе не забивайте. Бэлла хоть и покойница уже, но умерла она не здесь, в больнице. Так что привидениям у нас взяться неоткуда.
– Да я вовсе и не думала о привидениях!
Кухарка хмыкнула, нервно сцепила перед собой руки, потом глубоко вздохнула.
– Просто так я, – пробормотала она суетливо. – Ничего такого в виду не имела. – Она вдруг приложила руку к своему лбу, словно проверяла температуру, и пробормотала: – Ох, что-то мне нехорошо. Устала я сегодня как собака.
При этих словах Глаша немедленно вскочила на ноги и вскрикнула:
– Собака! Где моя собака?!
– Какая еще собака, девочка? – отпрянула кухарка.
– Моя собака. Ротвейлер. Черный такой, большой очень. Где он, вы не знаете? Его Тайсон зовут, он был со мной в лесу, – затараторила Глаша, тараща на женщину умоляющие глаза.
– Да не было здесь никаких собак.
– Не может быть! Где же он?
– А я откуда знаю? Вы были без собаки. Я вам дверь открывала, видела. Впрочем, нужно у хозяина спросить. Кстати, откуда в лесу взялось стекло, об которое вы поранились?
Вопрос застал Глафиру врасплох. Она была слишком расстроена, чтобы быстро придумать достойное объяснение, и поэтому просто сделала вид, что не расслышала. Поднявшись с кровати, она решительно двинулась к двери.
– Куда вы? – всполошилась Наталья Алексеевна.
– Искать хозяина.
– Зачем меня искать? – раздалось с порога.
Глафира остановилась, в бешенстве сжав кулаки. В пылу гнева она совсем позабыла, что одета более чем легкомысленно. В отличие от нее Райский это заметил и оценил.
– Где моя собака, Павел Аркадьевич? – В голосе Глаши отчетливо звенели слезы, хотя она старалась говорить с достоинством.
Он промолчал. Кухарка пролепетала что-то про картофельное пюре и поспешно ретировалась. Они остались один на один.
– Почему вы не отвечаете? Куда подевался мой пес?
Глаша машинально убрала с лица длинную прядь волос и требовательно посмотрела на Павла. Уголки ее рта заметно тряслись. Павел сел в кресло, помолчал еще немного, барабаня по подлокотнику пальцами. Эта дробь прозвучала для Глаши как похоронный марш.
– Понимаете, Глаша, ваш пес пропал, – выговорил он наконец, явно сделав над собой усилие.
– Как это пропал? Это невозможно! Он не отходил от меня ни на шаг. Он не мог пропасть! – выкрикнула девушка отчаянно.